Максим Венгеров приглашает на свои концерты в Далласе

Dallas Symphony Orchestra представляет одного из величайших скрипачей в мире — Максима Венгерова.

🎻

21-23 ноября 2019 года музыкант исполнит концерт для скрипки с оркестром Макса Бруха.

Не пропустите последнее в этом году выступление в США обладателя премии Grammy® Максима Венгерова!

Билеты можно купить по ссылке: MYDSO.COM

Максим Венгеров — о музыке, о скрипке Страдивари и о себе:

Антонио Страдивари был бы счастлив. В 1727 году великий мастер изготовил скрипку, которая спустя века попала в очень умелые руки. Сегодня она принадлежит Максиму Венгерову, скрипачу № 1 в мире. В его руках скрипка Страдивари словно оживает: она плачет, смеется, грустит и радуется. Максим не просто водит смычком по четырем струнам. Он их ласкает, бьет, щекочет, гладит…

— Максим, играть на скрипке Страдивари действительно особое удовольствие?

— Да, при условии, что ты действительно умеешь на ней по-настоящему играть. Понимаете, есть вещи, от которых можно получать удовольствие, даже не будучи мастером. Люди, допустим, играют в футбол, в шахматы — и счастливы. То есть для того, чтобы ударять по мячу, совершенно не обязательно быть Пеле. И чтобы получать радость от шахмат, абсолютно не нужно быть Капабланкой. Со скрипкой же Страдивари все иначе. Тут без опыта, должной техники, умения никак не обойтись. Только в этом случае ты получишь удовольствие. Я, например, впервые соприкоснулся с этим удивительным инструментом, когда мне было лет десять. И, признаюсь, Страдивари тогда у меня не зазвучал. Ну с чем сравнить игру на скрипке Страдивари, чтобы было понятно? По сложности, пожалуй, с управлением гоночным автомобилем «Формулы-1». Ведь даже водитель- профессионал, окажись он за рулем этой супермашины, в лучшем случае сможет лишь тронуться с места, не более того.

Скрипка Страдивари словно живое существо. К ней, как к человеку, требуется подход. Мало кто знает, что Антонио Страдивари за свою жизнь сделал не одну, а достаточно много скрипок — более тысячи. К настоящему времени их сохранилось, к сожалению, лишь около 700. У него ведь была огромная мастерская, где трудились десятки, сотни человек. Но до ума каждую скрипку он доводил сам. Только синьор Антонио знал, где что добавить, где что вырезать, каким лаком покрыть… В каждую из них мастер вкладывал душу, поэтому все его скрипки неподражаемы и гениальны.

И, поверьте, если уж ты овладел такой скрипкой, от нее уже никакими силами не оттащить! На Страдивари не просто хочется постоянно играть, хочется, чтобы скрипка была твоей и только твоей.

Именно эти мысли крутились в моей голове, когда 1 апреля 1998 года я узнал от друзей, что на аукционе «Christie’s» будет выставлена уникальнейшая скрипка Антонио Страдивари. Особую уникальность ей придавало то, что инструмент этот принадлежал в свое время величайшему французскому скрипачу, дирижеру и композитору Рудольфу Крейцеру — человеку, которому Бетховен посвятил одно из своих произведений — знаменитую «Крейцерову сонату». Сказать, что я за время аукциона волновался, — значит ничего не сказать. «Хватит ли, в конце концов, денег?» — вот вопрос, который буквально терзал меня. Что скрывать, пока шел торг, мои пальцы тряслись. Телефонная трубка буквально прыгала в моих руках. Дело в том, что я участвовал в аукционе по телефону. Он проходил в Лондоне, я же в тот момент был в Токио. Вообразите теперь мое состояние невероятного разочарования, когда сумма вдруг дошла почти до одного миллиона фунтов стерлингов, явно превысив ту, что готов был изначально потратить я. Слава Богу, в итоге мне помогла одна японка, Йоко Чискина, — моя давняя поклонница. Деньги, разумеется, я обещал ей вернуть. Но она и слышать об этом не хотела: ни тогда, ни потом, когда деньги у меня появились.

— Но ведь скрипка Страдивари — это и постоянная головная боль, вечный страх: а вдруг украдут?

— Ну, во-первых, она у меня застрахована. Во-вторых, держу я ее, разумеется, не дома. Скрипка хранится в специальной ячейке одного швейцарского банка. Когда она мне нужна, я ее забираю оттуда, затем отвожу обратно в банк. А в-третьих, я же говорил: кому скрипка Страдивари нужна, если на ней не умеешь играть. На дрова и то не годится! (Улыбается.) Знаете, есть такой анекдот. Пожарного спрашивают: «Чем отличается фортепиано от скрипки?» Тот не моргнув глазом отвечает: «Фортепиано дольше горит». Нет, с моей скрипкой Страдивари, к счастью, не было никаких криминальных историй. Были, однако, другие, в которые я попадал сам. Я несколько раз скрипку просто-напросто забывал. Но не в залах, где выступал, а в разных общественных местах: то в каком-то баре, то прямо на улице! Причем случалось это всякий раз после концерта, когда я по уже установившейся привычке полностью выбрасываю музыку из головы. Это выработанная годами защитная реакция, своеобразный рефлекс. Организм как бы говорит: все, хватит музыки! То есть после невероятного напряжения, в котором находится мой организм до и во время выступления, ему потом нужно полностью расслабиться. Иначе он перегорит. Выкидывая таким образом сразу после концерта из головы музыку, я несколько раз чуть не выбросил и свою скрипку Страдивари. Однажды это произошло в Швейцарии, в Лугано. У меня закончилось выступление, и я пошел в расположенный неподалеку от концертного зала бар перекусить. Там было достаточно шумно, много молодежи, громко играла техномузыка. Поужинав, вышел, сел в свою машину и поехал за сто километров из Лугано в Локарно, где мне предстояло выступать на следующий день. Только приехал в Локарно, звонит отец: «Ну, как добрался?» Я ему: «Да нормально». И тут вдруг ощущаю: чего-то рядом не хватает. Доля секунды, и я с ужасом понимаю: оставил Страдивари в баре! Что делать? Разворачиваю машину и мчусь обратно.

До бара добрался около двух часов ночи. Он уже не работал, но, к счастью, внутри оказалась уборщица. Вбегаю, оглядываюсь по сторонам — и возле одного из столиков нахожу скрипку. Другой раз я чуть не потерял своего страдивари в Германии, на железнодорожной платформе. Опять же после концерта ехал из одного города в другой. У меня было много вещей: два чемодана, еще одна сумка, фрак и скрипка Страдивари. Подошел поезд, я зашел в вагон, разложил свои вещи, сел, открыл книжку — замечательно! Десять минут едем, пятнадцать… И вдруг меня словно обжигает: «Где скрипка?» Оглядываюсь, и — о ужас! — ее нет! Я вскакиваю и как умалишенный, расталкивая всех, бросаюсь к стоп-крану. В этот момент в вагон как раз зашел контролер. Увидев, что я собираюсь делать, он закричал: «Не смейте, я вызову полицию!» Но меня уже невозможно было остановить.

Дернув стоп-кран, я, конечно, всем объяснил причину столь необычного поведения. Затем вытащил свои вещи и по шпалам со всем этим скарбом пошел в сторону платформы, на которой садился. Пришел туда весь запыхавшийся, но усталость словно рукой сняло, как только я увидел у скамейки, где сидел, ожидая поезда, свою скрипочку. Вот так: человек играет на скрипке, а скрипка играет с человеком!

Узнав обо всех этих случаях, вы, наверное, не поверите, что было время, когда я сам делал все возможное, чтобы всеми правдами и неправдами избавиться от своей скрипки. Конечно, то была не скрипка Антонио Страдивари, а обычный инструмент, купленный для меня родителями в магазине. Чего я только с ним не вытворял! В Новосибирске, где я родился и, где мы в то время жили, кажется, не было ни одного автобуса, троллейбуса и трамвая, в котором бы я не пытался свою скрипку забыть.

Но каждый раз она возвращалась ко мне в целости и сохранности: скрипка явно никому была не нужна! Возвращал мне ее, как правило, отец, он вызволял скрипку из офисов автобусно-троллейбусных парков города, куда потерю сдавали водители либо пассажиры. Потерять, впрочем, я пытался не только скрипку. Я умышленно оставлял где попало ноты, смычки… Ничего не помогало, все всегда находили и возвращали! Когда родителям надоедали все эти мои выкрутасы, они обычно забирали у меня скрипку и укладывали ее на высокий шкаф, где я не мог ее достать. «Не хочешь заниматься музыкой — не надо!» — строго говорили они при этом. Первые полчаса я ликовал, но потом начинал беспрестанно ходить вокруг да около шкафа, то и дело поглядывая на свою скрипку.

Спустя какое-то время я окончательно сдавался, просил родителей: «Ну дайте мне скрипку!» Дело в том, что я любил играть на скрипке, обожал выступать, что мне не нравилось, так это репетировать. Как и любой мальчишка, в детстве я был отчаянным лентяем. Считал, что двадцати минут занятий музыкой вполне достаточно, чтобы отделаться от скрипки на весь день. Многочасовые же занятия — по семь часов! — каждый день были настоящим мучением. Впрочем, разве может быть иначе, когда тебе пять лет, когда хочется вместе с друзьями играть во дворе в хоккей, кидаться снежками, бегать, прыгать, баловаться?!

— Вы сказали — пять лет? Когда же вы взяли скрипку в руки впервые?

— В четыре года, но как это было, лучше, разумеется, помнят мои родители. Пусть не сразу, но я осознал, что музыка — мое призвание. Я также вскоре понял, что одного дара — мало. Быть может, вас удивит, но мир музыки так же жесток, как и мир спорта. Побеждает лишь самый талантливый, самый сильный, самый отчаянный. «Чудес не бывает! Чтобы стать лучшим, надо много трудиться, пахать изо дня в день как проклятому», — постоянно говорила мне мама. И слова ее, к счастью, не прошли даром. По крайней мере, когда сегодня меня спрашивают, кто сделал меня таким, каков я есть, я отвечаю: моя мама. Никогда не забуду, как мы с ней репетировали, нередко ночами, когда она приходила с работы. Мы жили тогда в крохотной квартире, находившейся в подвале. Родители съехали в нее из двухкомнатной «хрущевки», где мы обитали до этого. Обмен, конечно, был чудовищный. Но родители сделали его исключительно ради меня: каморка располагалась в самом центре, в семи минутах ходьбы от консерватории, «хрущевка» же была на окраине города.

В этой полуподвальной квартирке, кажется, всегда было холодно, на стенах иней. Очень часто я репетировал в теплом ватнике, в валенках и в варежках — мама лишь разрезала их, чтобы я мог просунуть в дырки пальцы. В окно были видны только ноги прохожих и метла дворника, который постоянно ею что-то убирал.

Знаете, могу сказать без ложной скромности: к восемнадцати годам я в принципе мог заканчивать карьеру скрипача. Потому что реально достиг в ней потолка. Завоевал все, что только можно завоевать. Выступал с выдающимися музыкантами современности, выходил на одну сцену с великим Славой Ростроповичем! Именно он, услышав меня, сказал: «Вижу, на скрипке ты достиг всего. Теперь лети дальше, в стратосферу!» Словом, мне все больше становилось… нет, не скучновато — а тесновато в этой профессии. И я понемногу принялся расширять свой музыкальный горизонт. Стал учиться играть на других инструментах, преподавать, открыл свою школу для одаренных детей… Недавно вот взялся за дирижерство, о котором мечтал в общем-то достаточно давно.Не было бы счастья, как говорится, да несчастье помогло. Я ушиб плечо, да так сильно, что скрипку пришлось отложить в сторону.

Ведь за тридцать лет, что я играю на скрипке, я переиграл абсолютно все, весь существующий на сегодня репертуар — более пятидесяти концертов, которые написаны специально для этого инструмента. Я давал по 150 концертов в год, то есть фактически через день!..

Текст 7 Дней

Фото из открытых источников

Comments are closed.