Елена Холл прожила в Далласе 54 года
[Даллас, Техас] С Еленой Ивановной Холл The Dallas Telegraph познакомился благодаря Ольге Русановой из православного храма Святого Серафима, что в центре Далласа. Елену Ивановну Ольга охарактеризовала, как «гражданина вселенной русского духа».
Елена Холл, урожденная Алхазашвили, родилась в Персии 86 лет назад. В Даллас она приехала в 1959 году, когда русскоязычная диаспора нашего города еще не была столь многочисленной. Почти за 60 лет Елена Ивановна стала не только ангелом-хранителем православной общины города, но и носителем истории Русского Далласа. По словам Ольги Русановой, «Елена — тот человек, который вот уже полвека встречает в церкви практически каждого русского и помогает адаптироваться к американский жизни. Она всегда спрашивает: «Чем я могу быть вам полезна? Чем я могу вам помочь». Это основное ее служение — помогать каждому человеку, который находится рядом. Для меня Елена Ивановна — пример того, как нужно относиться к людям».
История жизни Елены Ивановны Холл-Алхазашвили станет жемчужиной книги об истории Русского Далласа, которая выйдет в конце 2013-начале 2014 годов.
— Елена Ивановна, вы ведь родились в Персии?
— Да, в Персии. Ираном Персия начала называться с 1936 года. Я родилась в Персии. Мой отец Иван Александрович Алхазашвили родился в Дагестане, но вырос и учился в Москве. Папа окончил кадетский корпус. Добровольцем он ушел на фронт во время Первой мировой войны. После революции большевики схватили отца и хотели расстрелять. Он вспоминал, что он уже вырыл свою могилу, но благодаря дяде смог убежать в Баку. Его спрятали на пароходе, в угольном отделении, и перевезли в Персию. Уже там папа познакомился с мамой. Это было в Энзеле, сейчас этот город называется Пахлеви — это порт в Каспийском море.
— А каким образом ваша мама оказалась в Иране?
— Спрашивая в свое время ее об этом, я получила ответ: «Дети раньше были не такими любопытными, как сейчас». Она мне сказала тогда, что они с папой приехали из России. Мама была родом из города Сызрань. Ее звали Маргарита Васильевна Елистратова. Поженившись, родители перебрались в Тегеран, где мы, трое детей — две девочки и мальчик — и родились. И когда настало время нам идти в школу, папа сказал: «Дочкам не нужно персидское образования. Коммунизм скоро закончится, и мы вернемся домой, в Россию». В Тегеране существовала Русская школа Ивана Ивановича Рябцева. И нас определили туда учиться на 3 или 4 года. Но, к сожалению, Иван Иванович заболел, и школу закрыли. И тогда нас перевели во Французскую школу, которой руководили французские католические монахини. Туда ходили дети разных национальностей — и персы, и ассирийцы, и армяне, и русские. И, чтобы дружить с ними, нужно было учиться их языку. Наш брат Гига учился в персидской школе, потому что тогда не было Французской школы для мальчиков. Но нас, девочек, тоже обучали иранскому языку, так что я научилась и читать, и писать, и говорить на персидском.
— Вы знаете пять языков, а какой, по вашему мнению, самый сложный язык?
— Для меня был английский, но, оказалось, что он самый легкий. Грамматика русского языка одна из самых сложных.
— На каком языке с вами говорили родители?
— В Америке удивляются тому, как хорошо я говорю по-русски. Но папа нам сказал: «В моем доме все будут говорить только на русском, за пределами этого дома — говорите на каком хотите языке!» И мы слушались отца. Дети раньше были другие. Сегодня родители просто умоляют детей разговаривать на русском, но часто уговоры не помогают.
— Какую профессию вы для себя избрали после окончания школы?
— Я начала работать ассистентом у зубного врача. Потом этот доктор открыл зубной кабинет на другой стороне Тегерана, и я там работала уже, как зубной врач под его именем. Но поскольку у меня не было диплома, я больше не могла работать в клинике и в 1957 году поехала учиться в Нью-Йорк в Dental Tehnology School.
— Елена Ивановна, прежде, чем мы переедем в Америку, есть еще несколько вопросов по Ирану. С приходом к власти нового шаха в 1921 году, Иран стал больше смотреть в сторону запада. Вы помните это преобразование страны?
— Это были хорошие преобразования. Ну, например, обучение в школах и в университетах ничего не стоило. При шахе отце-Пехлеви Иран переодел платье с арабского на европейское, вместо чадр женщины надели шляпки. У мамы была хорошая подруга тетя Валя. И вместе они открыли шляпный магазин — это было в 1930-е годы. И этим они зарабатывали деньги. А папа начал настраивать пианино, у него в семье все были очень музыкальными. У отца был друг — великолепный полировщик. И вместе они открыли магазин пианино — скупали старые инструменты, папа их реставрировал и настраивал, а его друг полировал. Вот этим мы и жили. Мой брат был хорошим чертежником и, в конце концов, он стал инженером-строителем — строил в Иране дороги.
— Насколько велика была русскоязычная диаспора в Тегеране?
— Русских было немало. И иранцы к нам, русским, тогда относились очень хорошо. Наша семья дружила со всеми. Мамина подруга тетя Валя была учительницей из Украины. Она не хотела жить в советской России и решила оттуда сбежать. Ей посоветовали бежать через горы. Во время Рождества она с другом и подругой решили бежать. Переход был непростым и парень не выдержал, вернулся назад, а девушки — Шура и Валя дошли до иранского города Мешхед на северо-востоке Ирана. Это необыкновенно религиозный город с большим количеством мечетей. В Мешхеде Шура почти сразу вышла замуж, она была очень красивой девушкой. А Валю отправили в Тегеран. У нас в городе жил полковник Аксенов, и когда приезжали русские в Тегеран, он распределял их по квартирам. Так тетю Валю прислали к нам, в надежде, что она будет помогать маме — нас у нее было трое. В 1950-ые годы, выйдя замуж за персидского подданного, геолога по профессии, тетя Валя уехала в Америку, где стала известна, как изготовитель красивых национальных кукол.
— Какой была духовная жизнь в русскоязычной диаспоре Ирана?
— У нас было несколько православных церквей — одна собиралась в арендованном здании на юге города, а потом на севере Тегерана построили новый храм. Инженер Марков в 1944 году начал строить церковь Святого Николая. Церковь получилась очень красивой. Священника в храм прислали из Америки. Тогда мы в первый раз Библии увидели. До этого у нас никакой духовной литературы не было. В 1954 году в Иране задержали американцев и после этого в страну перестали пускать американских священников. Вот почему в нашем храме не было священника много-много лет. После 1992 года в Иран начали приезжать русские. В Тегеране было большое советское посольство, как целый город. И после 1992 года в храм в Тегеране прислали священника из России. После этого церковь привели в порядок. Наша церковь в Тегеране располагалась на улице Рузвельта — прямо напротив американского посольства.
— Вы сказали, что в вашей семье были настроения вернуться в Россию…
— Так папа говорил. Он умер от онкологического заболевания в 1949 году на чужбине. Мы остались с мамой. В Америку я приехала в 1957 году. В частной Dental Tehnology School я познакомилась со своим будущим мужем Джоном Холлом. Он уже был дипломированным специалистом, но приехал в Нью-Йорк, чтобы повысить свой уровень обучения. Через полгода он вернулся в Техас, но продолжал мне звонить. Я предложила ему поехать в Пенсильванию, где у меня жили друзья. Он понравился моим знакомым. И в сентябре 1959 года Джон предложил мне выйти за него замуж. Мне было 32 года.
— А ваша девичья фамилия была Алхазашвили?
— В Иране — Алхазова. Кстати, в Техасе у меня живет два племянника — один с фамилией Алхазашвили, а другой — с фамилией Алхаз.
— У вас есть дети?
— Мы усыновили мальчика по имени Майкл из приютского дома в Форт-Уэрте. Майкл — это моя жизнь. Нам очень повезло с ним! Биологическим отцом Майкла был поляк, а матерью — американка. Она приехала из Нью-йоркского Албани, родила сына и уехала. Мы всегда советовали сыну найти его биологическую мать. Я не раз ему говорила: «Нет женщины в мире, которая отдала бы ребенка и никогда бы не думала о нем». Но лет 10 назад Майкла нашла родная сестра. В конце концов, они познакомились. Оказалось, что биологическая мать Майкла вышла замуж и имела двоих детей. Его отец тоже женился, и у него было двое детей. Так Майкл нашел большую семью. Он ездил в Албани, его новые родственники приезжали к нам в Техас.
— Когда вы приехали в Большой Даллас, я так понимаю, в городе была, и русскоязычная комьюнити, и православная церковь. Как вы с ними познакомились?
— Мы с мужем поселились в Форт-Уэрте, а поскольку его родители жили в Далласе, то мы часто навещали их. Муж мне рассказал о церкви Святого Серафима, мы поехали туда и познакомились с отцом Димитрием (Roister). Благодаря церкви мы встретились и с комьюнити, их было несколько десятков человек. Мне тогда было чуть за 30, а средний возраст комьюнити был — за 50. В церкви некоторые русские появлялись нерегулярно — только по большим праздникам. В основном, это была российская и советская интеллигенция, которая покинула страну или во время революции или после Второй мировой войны, когда Америка открыла ненадолго въезд в США. Многие из них в Америку приехали через Германию, Новую Зеландию, Аргентину. Почти всех их уже не стало. Моя подруга, княжна Гали Щербатова (Кларк), была одной из последних из того поколения. Она, к сожалению, недавно умерла в Форт-Уэрте. Я хотела бы назвать еще несколько имен — среди них знаменитая Наталья Красовская, прима-балерина «Балле Рюсс де Пари», Ballet Russe de Monte Carlo и многих других балетных театров мира, танцовщица в третьем поколении. Она жила в Далласе с 1961 года и умерла в 2005 году. Это был душа-человек — добрая, набожная. Наталья после смерти завещала нашему храму свой дом.
— Чем именно русскоязычная община Далласа жила в 1950-е годы?
— У каждого была своя профессия — были в общине и доктора, и учителя, и биологи. Например, Филипп Антонович и Надежда Федоровна Наконечные приехали из Аргентины. Они устраивали в церкви «Вечера Санкт-Петербурга». Надежда Федоровна была хорошим кулинаром и на каждый вечер пекла большой торт, его потом продавали с аукциона, чтобы выручить деньги на храм. Их сын уехал во Флориду, а родители Наконечные похоронены на нашем православном кладбище в Далласе.
Жил в Далласе Георгий Бухэ, он был холостяком. Георгию досталось хорошее наследство. Его в Далласе называли «русский царь». Он направлял общину, щедро оплачивал пикники, походы в парк. Много лет назад он умер и его близкие друзья, Гали Кларк с мужем, похоронили прах Георгия Бухэ в Нью-Йорке.
Еще одна семья — Наташа и Игорь Вошинины с отцом. Игорь был биологом, Наташа работала в офисе. После смерти мужа Наташа уехала из Далласа в столицу, в Вашингтон. В числе русскоязычной диаспоры Далласа был и преподаватель в SMU Мамонтов, кажется, внук генерала Мамонтова, вождя Донской армии.
Еще одна семья — Ирина и Виктор Вайслеп. Он русский, но родился в Турции, она — из России. Отец Виктора был послом царской России в Турции. Были еще Тео и Анна Миллер, они, к сожалению, тоже умерли. С семьей Штурман я познакомилась в конце 1970-х годов в Форт-Уэрте — это русские евреи. Он преподавал гимнастику.
— Каким был Даллас, когда вы сюда приехали? И, как он изменялся на ваших глазах?
— В 1959 году в магазинах Далласа и Форт-Уэрта не было ни сметаны, ни кислого молока. Сегодняшняя 75 автострада была двухполосной проселочной дорогой. И за I-635 были ранчо, где паслись коровы. Самой высокой постройкой был 9-этажный Meadows Building. А детские пеленки стирали химчистки — мы заключали контракт с одной из них и вечером выставляли грязные пеленки за дверь, а утром нам их чистыми возвращали.
— На какой машине вы ездили тогда?
— Когда мы только поженились, у нас был Шевролетт 1957 года, у машины была первая и третья скорость — вторая износилась. Ну, а потом, когда мы с мужем открыли свою стоматологическую клинику, мы покупали самые лучшие машины — бизнес платил за это. Моей самой любимой машиной был Понтиак 1969 года. По правилам, каждые три года мы должны были менять автомобили. Я не хотела расставаться со своим Понтиаком, но пришлось продать. Вообще, мой муж не верил в машины «сэконд хэнд».
— А где жили ваши сестра и брат?
— Брат еще долго жил в Иране, он не хотел оттуда уезжать, потому что у него была там хорошая работа. Он женился на русской девушке. У них было четверо детей, которые сейчас живут в Америке. Сестра вышла замуж в Швейцарию и жила там с 1970 года.
— Елена Ивановна, в Форт-Уэрте есть православная церковь Святой Варвары. По рассказам ваших друзей, именно вы ее начали…
— В Форт-Уэрте не было церкви, мы ездили в церковь Святого Серафима в Даллас к тогда священнику Димитрию (Roister). Потом из Оклахомы к нам начал приезжать отец Том — где-то раз в три или четыре месяца. Служба обычно проводилась в часовенке. Но однажды мы пришли на службу, а часовня оказалась закрытой. Домой я вернулась рано, объяснила мужу, почему службы не было. В тот же день я спросила у него: «А что, если церковь будет собираться у нас?» Муж не был против. В нашем доме была комната, которой мы практически не пользовались и, которая как раз подходила для службы. Отцу Тому понравилась эта идея. Таким образом в течение 6 лет каждую неделю церковь собиралась у нас дома — перекрасили комнату, купили стулья на распродаже, наш прихожанин сделал иконостас и подсвечники. Потом церковь Святой Барбары купила школу Монтессори в Форт-Уэрте, переоборудовала ее под церковь и еще 15 лет собирались там, пока не построили настоящий храм. Кстати, на следующей неделе у них в храме будет проходить учебный класс, они будут расписывать яйца — писанки.
— Кстати, а какого вероисповедания ваш муж?
— Он баптист. Какое-то время я с ним ходила в епископальную церковь. Наш сын крещен в православной церкви.
— А ваш сын Майкл, он русский или американец?
— Он американец. Я хотела в детстве учить его русскому языку, но муж обратил внимание, что русских вокруг не так и много. Сейчас я жалею, что не дала сыну русского языка. И сын сожалеет, что не знает русского.
— Елена Ивановна, вы родились в Персии, выросли там, но всю жизнь прожили в Америке, при этом вы считаете себя русским человеком. Вы хотя бы раз бывали в России?
— В 1992 году я была в Москве и в Санкт-Петербурге в течение двух недель. Мне очень там понравилось, я бы с удовольствием вернулась в Россию.
— Как же можно оставаться русским человеком, родившись в Иране, всю жизнь проведя в США, и только в течение двух недель прожив в России?
— Я не знаю. Мы русские. Мы выросли русскими. Княжна Галина Щербатова (Кларк) была русской. Все мои друзья — русские. Я чувствую себя русской.
Текст и фото Людмилы и Сергея Тараненко
